Михальчук Вадим МЫ – ВОРЫ Мы – воры. Мы крадем у людей то, что нам не принадлежало и не принадлежит, уже много лет. Люди и не думают подозревать нас в краже. Они не могут заметить и оценить то, что мы воруем у них. Им невдомек. Мы – слепые. Кто-то – с рождения, кто-то ослеп позже, из-за какой-нибудь страшной аварии или несчастного случая. Мы – братство. Хотя быть слепым сейчас и не так уж плохо, как было раньше. Государство берет на себя заботы о нас, специальные санатории воспитывают незрячих детей, оказывает им любую посильную помощь. Самая главная забота состоит в том, что еще с детства нам имплантируют биорадары – специальные приборы для определения расстояния до объектов и передачи всей необходимой информации на восстановленные зрительные нервы. Когда появились биорадары, ушла в прошлое эпоха складных белых тростей и собак-поводырей. Теперь нам не надо прятать глаза за стеклами черных очков, теперь мы ходим, как все остальные, гордо подняв голову и не спотыкаясь на неровностях дорог. Мы читаем названия улиц и газет, мы не наталкиваемся на прохожих во время прогулок, мы выполняем всю необходимую работу по дому и никогда не чувствуем себя обделенными. Но все же существует вещь, которую нам не смогли подарить биорадары. Мы не раз- личаем цвет, мы не видим солнечного света, мы не видим великолепия и буйства красок вокруг. Все лица кажутся нам вырезанными из картона и мы не видим цвет глаз собственных детей. Пролетает над нами птица – и мы не видим, какие у нее перышки. Солнце всходит над горизон- том – и мы не видим нежно-розового света зари, зажигаются ослепительные звезды в небе – а для нас это просто белые точки в темно-сером небе. Но так было не всегда… Я родился слепым. Мои родители были археологами и проводили много времени в экспедициях. Несколько лет мама жила со мной в санатории, там для нас были созданы все ус- ловия для нормальной жизни и обучения. Санаторий назывался Грин-Вэлли и я жил там с трех лет. Родители часто навещали меня, как только им позволяла работа. Двухмесячный отпуск они непременно проводили со мной, приезжали ко мне раз в неделю, почти ежедневно звонили по глобальной телекоммуникационной сети и я никогда не чувствовал себя обделенным или забы- тым. Биорадар имплантируется обычно в пять лет и, в то время, это была рутинная операция в одной из клиник пластической микрохирургии. Я безболезненно перенес операцию и мир пе- рестал быть для меня темным. Ни в мыслях, ни в мечтах, ни в снах, я никогда не видел света. Я не знал, чего я лишен, пока в нашей группе обучения не появился новый учитель Максимилиан Роевский, или попро- сту Макс. Ему было около сорока, нам – не больше четырнадцати. Мы знали, что он седой и но- сит короткую бороду, но никогда не видели его глаз, никогда не видели его доброй и чуть гру- стной улыбки. Мы не видели мечтательного выражения лица, когда он поднимал взгляд от ин- тересной книги. Он был для нас просто черно-белой фигурой с добрым голосом, просто еще одним учителем, если бы не мое неумеренное любопытство и настойчивость, которых я сам от себя не ожидал. Макс учил нас естественным наукам – понедельник, среда, четверг, с одиннадцати до тринадцати тридцати. Его лекции нельзя было назвать особенно скучными, но и особо увлека- тельными тоже. Просто лекции и все. 25 марта 37 года он попросил меня помочь ему отнести учебники в учительскую. Я со- брал двадцать пять книг со специальным (для нас) шрифтом, он взял стопку своих книг и мы зашагали по коридору. Макс молчал, меня назвать особо разговорчивым тоже было нельзя, и всю дорогу я слышал только стук наших шагов по опустевшим коридорам. Когда мы вошли в учительскую, я увидел нашего директора Амброза Спини. Я поздо- ровался с ним, сложил учебники на полке и вышел. Тонкая дверь из легкого пластика не успела до конца закрыться, как я услышал, как Макс заговорил со Спини. – Я хотел бы поговорить с вами, господин директор. – Слушаю вас. – Две недели назад я положил перед вами папку с изложением моего проекта о новой системе обучения. Я полагаю, вы успели ознакомиться с ним? – Да. – Вы не могли бы изложить ваше мнение, господин директор? – Я думаю, что решение должен вынести попечительский совет, господин Роевский. – Я уже трижды излагал свой проект перед попечительским советом, – в голосе Мак- са слышались недовольные нотки, – и трижды совет отвергал мои предложения. Три раза я уп- рощал проект, но его упорно отказывались принимать. Наконец, я пошел прямо к вам, надеясь на вашу заинтересованность в обучении детей и непредвзятое отношение к реформации обще- принятых норм учебного процесса. Но, вижу, что и вы не хотите принять мой проект к рас- смотрению. – А чего вы хотите от меня, мистер Роевский? – сердито ответил директор. – Вы предлагаете не реформацию, а прямо-таки ломку всех общепринятых норм обучения. Вы пред- лагаете, как я понял, внедрение в неокрепшую детскую психику чуть ли не на уровне подсозна- ния. Я понимаю, что в вашей Эспер-Лиге все реформаторы, – в голосе директора послышался сарказм, – но не в такой же степени. – А что плохого в том, что мои способности эспера первой ступени использовать для того, чтобы помочь детям, лишенным нормального восприятия мира? Что плохого в том, чтобы показать красоту окружающего мира детям, которые смотрят вокруг сквозь линзы биорадаров? – Нет, какая наглость! – в голосе директора клокотал гнев. – Вы смеете утверждать, что мы воспитываем этих детей неправильно? Более того, вы утверждаете, что эти дети являют- ся неполноценными?! Ну, знаете, всему есть предел! – Я никогда не утверждал, а, тем более, и не верил и никогда не поверю в то, что не- зрячие дети являются неполноценными, – твердо сказал Макс. – Они абсолютно нормальны, они растут нормальными детьми и общество никогда не отвергало их. Они растут, получая все необходимое, и в этом немалая заслуга действующей программе обучения и вас, в частности. Но вряд ли вы будете утверждать, что эти дети растут и развиваются так же, как и остальные дети. – Что вы имеете в виду? – недоуменно спросил Спини. – Вам никогда не приходило в голову, господин директор, что они никогда не видят безоблачного неба над головой? Что они не различают черты лица говорящего с ними челове- ка? Что трава для них – просто как серый ковер под ногами? Что мальчики не видят красивых глаз сидящих рядом с ними девчонок, а наши девочки не вешают на стены плакаты с изображе- ниями любимых актеров? Что … – Подождите, подождите минуточку, господин Роевский, – прервал его директор, – вы зашли как раз в ту область, где все наши знания и накопленный педагогический опыт бес- сильны. Вы говорите о том, чего лишены дети лишь по причине несовершенства техники и хи- рургии. Учителям и воспитателям не под силу выправить недоработки технологии. – В этом и состоит мой проект, если вы сумели в нем разобраться. – Чего же, в конце концов, вы ожидаете от меня? – Я прошу дать мне группу хотя бы из десяти детей. Я обладаю способностями теле- пата высшей ступени и большим опытом работы с человеческой психикой. Я хочу показать им всю красоту вокруг. – Я не понимаю вас, господин Роевский, – сухо сказал Спини. – Не понимаете, – горько вздохнул Роевский. – Ну, вот посмотрите в окно. Вы видите прекрасную зеленую долину, ее окружают холмы, поросшие хвойным лесом. Деревья гнутся под летним ветром. Стая стрижей взлетает в голубое прозрачное небо. Река бежит по своему руслу, вода блестит на перекатах, как сотни зеркал. Вот, посмотрите, всадники на гнедых сав- расых, вороных лошадях спускаются к реке по склону холма, густые гривы коней развеваются по ветру, всадники смеются. Вот лошади спрыгивают в воду на мелководье, поднимая тысячи ярких брызг. И светит солнце. – Ну и что? – А то, господин директор, – грустно ответил Макс, – что вы это видите и не пони- маете, как это прекрасно, а наши дети так и не увидят этого так, как видим мы. Они обделены именно в этом, как же вы не можете этого понять? Я могу дать это детям, я могу помочь им ви- деть вокруг все таким, какое он есть на самом деле – прекрасным. – Я понимаю ваш порыв, господин Роевский, – сказал Спини, – но поймите и меня. Когда эсперы занимаются психоанализом, юриспруденцией, актерским мастерством или лю- бым видом частной предпринимательской деятельности, никто не поднимет никакого шума. Вам дан талант и вы употребляете его на благо общества. Вы спасли миллионы людей от пси- хических заболеваний и травм, значительно облегчили непосильный труд во многих областях науки и техники, но в нашем случае не могу позволить вам вносить изменения в психике детей, и так обделенных Богом. Ни я, ни совет не сможет разрешить вам сделать это. – Если бы вы только могли слышать мысли тех детей, кто ослеп значительно позже остальных. Если бы вы только смогли ощутить ту боль, которую испытывают они, вспоминая то, что они могли видеть, вы бы так не говорили, – тихо сказал Макс. – Я понимаю вас и, все же, ответ будет отрицательным. Макс вздохнул и вышел из учительской. Он быстро шагал по коридору и мне удалось догнать его только тогда, когда он завернул за угол. Я схватил его за руку и он остановился. – Все слышал, да? – Да, я все слышал, господин Роевский. Он усмехнулся: – Ну, раз ты теперь в курсе, то можешь звать меня просто Макс. Ты хочешь мне что- то сказать? Я не успел еще подумать, а он сердито фыркнул: – Еще чего?! Не хватало тебе неприятностей от начальства? Да и мне, если честно го- ворить, никто, м…м, не поблагодарит, мягко выражаясь. Он зашагал по коридору, а я бежал за ним, скуля: – Господин Роевский, ну, пожалуйста! Господин Роевский, никто не узнает, чтоб мне помереть! Макс остановился на секунду и тут я почувствовал, что такое прощупывание. Это – как щекотка в голове, а так большинство людей этого совершенно не замечает. Макс прощупал ме- ня и почувствовал, как он улыбается. – Ладно, так и быть. Чтоб тебе помереть, говоришь? – он засмеялся. Засмеялся и я. И мы пошли по коридору – учитель и ученик… Сначала я был дуб-дерево. Здесь требовались навыки, которых у меня никогда в жизни не было. Хотя Максу было трудно со мной, он никогда не раздражался и не выходил из себя. Раз за разом он терпеливо учил меня, начиная все с начала, если требовалось. Помню, как в первый раз он смог мне показать вид за окном. Видение держалось перед глазами несколько секунд, но я видел это его глазами. Он научил меня сосредотачиваться на выбранной цели, не теряя ни на миг связи с окружающим миром. Шаг за шагом приближаться к сознанию другого человека и ощущать жесткость стула под собой, вес собственного тела, шум деревьев за окном. Он долго и практически безрезультатно учил меня, учил долго и терпеливо, но настал момент, когда мне пришлось самому освоить то, чему он хотел меня научить. Его перевели в другое заведение в то время, когда я был с родителями на каникулах в горах. Когда я вернулся в Грин-Вэлли, его уже не было, а лекции по естественным наукам вела новая преподавательница. Мне было грустно, как никогда. Вечером я прослушал звуковое письмо Макса. Он го- ворил, чтобы я не падал духом, не сдавался и продолжал заниматься без него. Помню одну его фразу, сказанную добрым мягким голосом: "В каждом из нас есть такие способности, о которых мы никогда и не подозревали". Он прощался со мной и обещал непременно увидеться. И вот все повторялось: я сидел на лекции по геологии, слушал обучающие пленки и все время вспоминал тот вид за окном, который я смог увидеть тогда. Два пирамидальных серебристых тополя, голубое небо в просветах между ветвями, ли- стья клонятся от ветра, шелестят на ветру, толстые ветви упруго раскачиваются из стороны в сторону. Я помнил один из многих листов, каждую его прожилку. В ушах звенел голос на информационной пленке, но я не слышал его. Я видел, что новая учительница смотрит в окно, подперев щеку рукой. И в тот момент я сделал рывок. Не знаю, как это у меня получилось, но вдруг я понял, что вижу чужими глазами. Вдоль нашего корпуса росли тополя, но между ними была видна ре- ка Светлая, река долины Грин-Вэлли. И эту реку, и камыши над нею, и серебристые молнии стрекоз, и блеск водяных струй, и безоблачное небо я видел, но видел глазами другого челове- ка. И в тот момент я стал вором… На следующий день я вывел всю нашу группу в город. Я пообещал им сюрприз и сдер- жал свое обещание. Мы доехали до города, находившегося на вершине самого высокого холма из всех холмов, окружавших долину. Я вывел их всех на обзорную площадку, с которой открывался впечатляющий вид на всю долину Грин-Вэлли, и коснулся сознания каждого. Я объяснил им, что надо делать, объяснил без слов, как сделать рывок, объяснил, как умел и знал, как смог. Я накрыл их своим сознанием, выбрал одного из людей, облокотившегося о перила ограждения, и тогда… Перед нами открылась вся красота мира! Горизонт широко распахнулся перед нами, в глаза ударил калейдоскоп красок. Вдали, как будто вырезанные из фиолетовой бумаги, виднелись горы, увенчанные островерхими снеж- ными шапками. Лес, покрывавший отроги дальних холмов, спускался к городу, река бежала вдаль, как пущенная из лука стрела, и по небу плыли белые облака. И прекраснее этого не было ничего на свете… Все шумно переговаривались, озираясь кругом, все смотрели вокруг другими глазами, а я стоял, опершись спиной о перила, и не было никого счастливее меня в тот миг. И тогда Ме- лисса подошла ко мне, сняла с себя цепочку с висящей на ней старинной монетой и повесила мне на шею… … С той поры прошло много лет. У меня и Мелиссы родились дети, а потом и внуки. Для нас не было большего счастья, чем видеть, как растут наши дети и внуки, и радоваться жизни, и смотреть на мир безмятежными глазами наших внуков, смотреть на мир их чистыми, любящими глазами. Когда я вижу себя глазами моего внука, вижу седые волосы, морщины на лице, я улыбаюсь и прошу его посмотреть вокруг. Он недоуменно оглядывается по сторонам. Я беру его за руку и говорю: "Спасибо". Он спрашивает удивленно: "За что, деда?" "Да, так, пус- тяки", говорю я и думаю: "За то, что мир так прекрасен в твоих глазах. За то, что все вокруг прекрасно. За то, что ты есть, мой родной, за то, что ты видишь все это". И когда я думаю так, то нет никого счастливее меня на целом свете… Мы – воры, но нет такого закона, который смог бы нас осудить. Мы – воры, но никто не замечет того, что мы воруем. Не держите на нас обиды! Вы ничего не теряете, когда мы смотрим вашими глазами. Вы, сами не зная того, вла- деете огромным богатством, которое вы сами не в состоянии оценить по достоинству. Вы – бо- гачи, мы – воры и мы крадем у вас то, без чего мы уже не можем жить. Мы крадем у вас созна- ние того, что мир прекрасен. Мы похищаем у вас ничтожную долю вашего волшебного дара видеть все вокруг во всей своей красоте. Мы благодарим вас! Мы благодарим вас за все ваши закаты и восходы, за блеск звезд над головой, за полет птиц в небе. Мы благодарим вас за каждый взгляд, брошенный вокруг, за каждую секунду ра- дости и восторга, подаренной вами и украденной нами. Мы – воры, мы крадем у вас, и мы благодарны вам за все, что вы видите. Мы – воры, но ни один полицейский не потянет нас в тюрьму, ни один судья не осудит нас и никто никогда не сможет нас поймать… Мой внук смотрит на закат солнца, смотрит не отрываясь на прекрасные пурпурные краски, заливающие небосклон. Сзади неслышно подходит Мелисса, берет меня за руку и мы смотрим на прекрасный закат, смотрим на медленно заходящее солнце глазами маленького мальчика, его чистыми, без- мятежными глазами, и нет никого счастливее нас…