Михальчук Вадим ТЕ, КТО ПЫТАЛИСЬ Его знают все, кто живет или часто бывает в Стар-Харборе, в Звездной Гавани – самом большом и самом старом космопорте Земли. Много лет прошло с тех пор, когда вместо пары ангаров и бараков для вольно- наемных рабочих появилась первая стартовая площадка, с которой взлетел первый межзвездный корабль. И, кажется, прошло еще больше лет с тех пор, когда вокруг ста- рой бетонной площадки, обожженной горячими выхлопами ядерных двигателей, воз- ник город-порт с громадным, до горизонта, полем космодрома, с высокими башнями пеленгаторов и пунктов контроля, город-склад из тысяч железных складских коробок со всевозможными надписями и с разнообразнейшим содержимым, город-спрут, при- сосавшийся к космопорту, сияющий холодным неоновым огнем. Ночью сам порт не виден из города, лишь опытному взгляду заметны вспышки мощных прожекторов на посадочных площадках, огоньки раскаленных ракетных дюз орбитальных грузовиков и едва слышен оттуда тихий свист посадочных ионных двига- телей космолетов. Жизнь Гавани скрыта и отгорожена от города высокими проволочными забо- рами, полосатыми шлагбаумами и молчаливыми охранниками космопорта. Кто-то из умников-репортеров подсчитал, что каждую минуту в среднем в Стар-Харборе при- земляется корабль внутренних линий – то ли скоростная пассажирская ракета, то ли космолет внутренних планетарных линий, ил автоматический грузовик. Поток людей и грузов практически безостановочно бежит из Гавани и обратно. Легкие пассажирские аэрокары быстро снуют туда-сюда, перевозя вновь прибывших и опять улетающих, сверхмощные тягачи и автопогрузчики, сверкая красными предупредительными огня- ми, везут контейнеры и ящики к разверстым пастям грузовых ангаров и к погрузочным шлюзам кораблей. Каждые три с половиной минуты в Гавани приземляется звездолет дольнего действия. Они, конечно, не так красивы, как скоростные трансконтинентальные раке- ты, но в космосе не нужна обтекаемость и плавность линий. В основном, это звездоле- ты третьего и четвертого легкого классов. Огромные корабли первого и второго клас- сов никогда не приземляются ни на одной планете. Как правило, они строятся на орби- тальных верфях и отправляются к звездам уже с орбиты. Разгружаются они грузовыми ракетами. Город далек от этой суеты, от диковинных инопланетных грузов, от чужих существ, прилетающих на Землю, город далек от звезд. Его улицы переполнены другой суетой, его огни горят, зазывают, манят, шеп- чут, обещают, зовут. На его улицах – сплетение тысяч голосов и миллиардов чужих слов, которые тревожат душу, и своим звучанием заставляют вслушиваться в многого- лосую песнь непонятной речи, заставляют расплетать сплетенные в фантастически сложный узор иные понятия, образы и стремления. Его улицы полны и в людской тол- чее мелькают сотни, тысячи непонятных, странных, загадочных лиц. Калейдоскоп не- знакомых и кажущихся знакомыми глаз, лиц, рук – всех цветов, оттенков и форм. Фей- ерверк красок, маскарад одежд, украшений, причесок. Ты можешь ходить здесь часа- ми, на улицах не бывает пусто никогда – ни днем, ни ночью. Ты всегда в толпе, в кажущемся единстве, в окружении тел, одежд, голосов, запахов, людской водоворот несет тебя, глаза разбегаются, они хотят уследить за всем, увидеть все, сохранить в памяти каждый штрих, каждую вспышку света, каждую пы- линку вечности в солнечном луче, каждый взгляд, жест. Глаза разбегаются и ты кричишь неслышно среди толпы: "Остановись, Время! Дай мне минутку, дай мне хоть миг тишины, чтобы я мог запомнить эти звуки! Дай мне хоть миг спокойствия, чтобы я мог запомнить этот вихрь движения, этот огонь бе- га! Время, сделай так, чтобы я смог запомнить эти лица, глаза, улыбки, смех, голоса! Прошу тебя!", – просишь ты, но Время неумолимо бежит вперед, только вперед, впе- ред, в Вечность, бегом по солнечным вспышкам, вперед по огням фонарей и реклам, вперед по мерцанию звезд, вперед, только вперед! И ты идешь в толпе, ты, обратив- шийся в слух, зрения, осязание, обоняние, стремишься видеть, слышать, чувствовать все, все, что вокруг тебя и в тебе самом. Ты кружишься, увлекаемый толпой, по полу- темным улочкам и ярко освещенным площадям, по переходам скоростной монорель- совой дороги и по лестницам, кажущимися бесконечными, в толпе, в людской суете. И когда ты устанешь от бега, от движения, от неумолимого бега времени – ты увидишь Его, если тебе повезет. Он всегда приходит сам, ты можешь встретить его везде, всегда – посреди бессонной ночи и в пожаре заходящего солнца, в спертом воз- духе бара и в полумраке церкви, на улице, площади или в печальном одиночестве. Его видели тысячи людей, может быть, десятки тысяч, никто не знает точно. Говорит он с немногими, никто не знает, как его позвать, никто не знает его имени, он – как тень в сумрачный день, он – как остановившееся время, он – как Вечность. Он появляется только в Стар-Харборе и нигде больше, в образе старика во всем черном. Все, кто его видел и говорил с ним, слово в слово описывают его внешность – высокий старик, длинные седые волосы, одет во все черное, на левой руке – браслет из серебра, на правой – из золота. Лицо старое, морщины – как шрамы на висках и щеках. Но на это обращаешь внимание только потом. Завораживают его глаза, они внимательны и спокойны, в них теплится какой-то огонек. Когда вглядываешься в его глаза повнима- тельнее, то чувствуешь, что смотришь в глаза Времени, что-то древнее таится в них. О нем ходят легенды и люди Стар-Харбора знают их. Одни говорят, что он – Дьявол, явившийся искушать человека, другие говорят, что он – Бог или его послан- ник. Говорят, что он – колдун, постигший тайну бессмертия, но никто не знает точно, кто он. Этого не знают даже те, с которыми он разговаривал. Я говорил со всеми этими людьми и все их рассказы похожи один на другой. В тот момент, когда тебе плохо, тебе хочется умереть, пойти напиться до по- тери сознания или остаться одному, когда жить уже не хочется, появляется он. Примерно в том же положении был и я. Моя жена погибла год назад во время взрыва трансконтинентальной ракеты на линии Иокогама – Стар-Харбор. Ракета уже заходила на посадку, как вдруг на высоте примерно километра она взорвалась. Вздрогнул воздух, сильный звук взрыва ударил по замершим внизу людям и в небе расцвела яркая вспышка. Спустя год, в день ее рождения, я ходил по улицам города, смотрел на веселя- щихся людей вокруг и их радостный смех больно хлестал меня. Они радовались жиз- ни, а мне хотелось умереть. Я зашел в один из баров. Людей в нем не было, бармен уныло зевал за стой- кой, протирая стаканы. Я заказал себе выпить, сел за стол в углу, отхлебнул из стакана, закурил сигарету. Мысли были преимущественно черного цвета. Думать просто не хотелось. Я не видел, как он подошел ко мне. Он сел за мой столик и во мне вспыхнуло раздражение – вокруг было полно свободных мест. – Здравствуйте, Майкл, – сказал он, посмотрев на меня. – Откуда вы знаете, как меня зовут? – уставился я него. – Это пустяки, Майкл, – небрежно взмахнул он рукой, блеснуло серебро. – Я знаю о тебе больше, чем ты сам. Я посмотрел в его глаза и вдруг поверил ему, поверил сразу, безоговорочно и крепко. – Я знаю – тебе трудно, – говорил он, а я не мог оторвать взгляд от его глаз. – Я могу помочь. – Как? – прошептал я – на крик не хватило сил. – Как часто мы сожалеем о прошлом, – начал он, не обратив внимания на мой шепот, – как часто мы говорим себе: "Вот если бы я смог вернуться назад, если бы мог все исправить, если бы, если бы…" Он замолчал, его глаза, казалось, видели то, чего не видит никто. – Мы думаем, как было бы все хорошо, если бы смогли изменить свое про- шлое. Как часто мы хотим начать жить сначала, – тихо говорил он, а я внимательно слушал каждое слово. – Да, – вздохнул он, – если бы время было нам подвластно, если бы мы мог- ли возвращаться назад, помня все те ошибки, что мы совершили. Какой бы мы могли сделать свою жизнь, если бы мы начали сначала. Если бы мы могли возвращаться по бесконечной реке назад и выбирать тот поворот, где мы хотели бы быть. Но Время смеется над нами. Вероятнее всего, оно просто не замечает нас. Кто мы для него? Он замолчал. – Я хотел бы вернуться назад, – тихо сказал я. – Вернуться туда, где она не погибла. Я хотел бы быть там, где не думал о том, как бы остановить Время. Он горько усмехнулся: – Никто не может остановить Время, а тем более повернуть его вспять. Но каждый может попытаться. Я помогу. Он посмотрел мне в глаза и стало темно. Во тьме кошачьим глазом вспыхнула огненная точка и свет яркой вспышкой ударил меня, хлестнул наотмашь по глазам, легкие обжег холодный, как смерть, ветер и я задохнулся. Я плыл в темноте, внизу горели яркие огни. Его голос спросил меня: – Куда ты хотел бы попасть? Что ты хочешь увидеть? Я хотел закричать, но слов не было. Я хотел пошевелить рукой или ногой, но они онемели. И сердце не билось. – Думай, – нетерпеливый голос, – думай быстрее! И я вспомнил, что хотел увидеть. Я провожал ее на космолет, была весна и густая трава стелилась к нашим но- гам. Дул свежий ветер, донося из степи запахи полевых трав. К космопорту можно бы- ло доехать на элекаре, но мы пошли пешком, напрямик через холмы, по еле видной петляющей тропинке. Я вспомнил каждый миг, каждый взгляд, каждое наше слово, каждый порыв ветра, все запахи полевых цветов, я вспомнил цвет ее глаз и запах ее волос. Все это с дикой болью отчаяния вспыхнуло в моем мозгу, как яркая вспышка молнии, и я увидел все воочию, все, как было тогда. Тропинка, вбегающая в ложбину между холмами, травы, травы, волнами зеле- ного океана колышущиеся перед нами, ветер, ее легкое белое платье, ее улыбку, серые глаза, коротко остриженные волосы, ямочку на подбородке, травинку в ее волосах, по- лет паутины, мягко пружинящую под ногами землю, синее небо в клочьях облаков. Я увидел все это, увидел ее и темнота отступила. Что-то невидимое, невесо- мое, едва ощутимое мешало мне, когда я стремился к ней, туда, где я любил, был лю- бим и был счастлив. Я смеялся от счастья, я летел к ней, я видел ее улыбку, глаза, ее глаза, которые я так любил. И тут, как нож в спину, выскочила мерзкая память о том, каким оглушитель- ным был грохот взрыва реактора той пассажирской ракеты. И как длинной ледяной иг- лой боль ударила в сердце в тот миг, когда адским огнем разорвала синеву апрельского неба вспышка взрыва, уничтожившая в один момент все, что мне было дорого. И я вспомнил, как холоден был тот дождь, скрывший мои слезы. И тогда что-то невидимое, невесомое, едва ощутимое натянулось, как струна, и я замер. Сияние стало меркнуть и я понял, что я не смог, не сумел. Я рванулся вперед, но это невидимое напряглось и тщетно я пытался пробить- ся сквозь него. Я кричал, я плакал, я умолял это бесформенное, как сама темнота, но оно было неумолимо. Свет того свежего апрельского утра погас и я почувствовал, что умираю и падаю, падаю вниз… Очнулся я за столиком, рука моя сжимала стакан и костяшки пальцев побеле- ли от напряжения. Было тихо, бармен все так же уныло полировал безнадежно чистое стекло высоких стаканов и с улицы доносился неясный гул толпы. Он сидел передо мной, устало глядя вперед. В каждой линии его тела, в каж- дой морщине таилась усталость. Отчаяние охватило меня. – Я не смог, – мой голос был жалок и хрипл. Он посмотрел на меня и я увидел в его глазах, помимо усталости, еще и спо- койствие. Он как бы был доволен чем-то, он как бы выполнил тяжелую работу и какой бы ни была плата, он был доволен. – Редко кому удается это, Майкл, – тихо сказал он, наклоняясь ко мне, – это время не пустило тебя, ты принадлежишь этому времени, Майкл, и ты никуда не мо- жешь уйти. Это как поезд-экспресс: ты сел в него и едешь до последней станции, почти без остановок. У каждого – своя жизнь, свой поезд-экспресс, каждый едет своим пу- тем. Твое прошлое – это экспресс, летящий назад. Ты видишь, как мелькают вагоны- года, ты можешь вспомнить все. Но редко кому дается перепрыгнуть из своего поезда в другой, летящий назад или летящий вперед с большой скоростью. И уж почти нико- му не удается запрыгнуть в поезд, идущий в такое место, в котором никто не бывал, в такую страну, где жизнь прекрасна. Я слушал его, запоминал слова, но видел лишь ее, стоящую на тропинке среди холмов. Я видел, как она машет мне рукой на прощание и как ветер гонит зеленые вол- ны полевых трав. – Я почти коснулся ее, – прошептал я, – я был почти уже рядом, но не смог. – Не огорчайся, подумай о том, что тебе удалось. Не каждый отчаявшийся в минуту отчаяния вспоминает о том времени, когда он был счастлив. И он был прав, этот седой старик. Мне не удалось вернуться, но я на миг, на краткий миг прикоснулся к своему счастью, я ощутил его, как ощущаешь солнечное тепло на лице или вкус родниковой воды на губах, или порыв ветра. Я вспомнил о том, что я был счастлив. Я вытер рукой слезы, почему-то выкатившиеся у меня из глаз, и поднял голо- ву. Старика не было. Только что он сидел здесь, с грустной улыбкой на губах и его не стало. Он исчез. Я подошел к стойке бара и бармен поднял на меня вопросительный взгляд. – Где тот старик, что сидел за мной за тем столиком? – спросил, чувствуя се- бя дурак дураком. В глазах бармена появилось эдакое профессиональное внимание – он, навер- ное, решил, что перед ним псих, которых пруд пруди в Стар-Харборе. – Я не видел никакого старика, мистер, – вежливо ответил бармен. Я пробормотал что-то, бросил на стойку пару монет и вышел из бара. На улице меня встретил поток свежего воздуха и сияние миллионов огней. На Звездную Гавань опускалась ночь. Я подумал о старике, о том, что он помог мне вспомнить. Я посмотрел на сияние огней подо мной и на блеск звезд в темном бархат- ном небе и прошептал в ночь… – Спасибо… … Когда вам покажется, что вы несчастливы, что жить уже больше незачем, когда вы по-настоящему будете в отчаянии, когда вы забудете о том, что когда-то были счастливы, если вы будете в Стар-Харборе, в Звездной Гавани, и если вам повезет – вы увидите его. Вы увидите его среди шумной толпы, на площадях, заполненных наро- дом, или среди молчания темноты и ночи, в пожаре заката или в розовом сиянии вос- хода, ночью или днем. Он всегда появляется сам, никто не знает, как его позвать, никто не знает его имени. И я говорю вам – не бойтесь того, в чем он сможет помочь вам. Он говорил мне: "Почти никому не удается это сделать". Почти никому… Помните, всегда помните о том, что вам, быть может, удастся то, что многие не могли совершить. Может быть, вам повезет и у вас получится. Пытайтесь, и, может быть, бесформенное нечто по имени Время пропустит вас. Пытайтесь, и, может быть, огни волшебного экспресса будут сиять для вас в тишине галактической ночи. Устав от бега, от движенья песчинок в песочных часах, от неумолимого бега стрелок часов и неслышного шороха атомного распада, вы увидите его, если вам пове- зет. Увидев старика во всем черном с застывшей Вечностью в глазах, вспомните о нас, о тех, кто пытались, и пусть вам повезет.