Михальчук Вадим СТРЕМЛЕНИЕ ЖИТЬ Мой корабль, почтовый грузовик "Лобстер Х" взорвался только потому, что был очень старым. У компании "Гэлэкс Пост Трейдинг", в которой я работал пилотом на дальних линиях, не было достаточно средств, чтобы обеспечить почтовую линию Фостер – Митар надежными новыми кораблями. Все началось рано утром по бортовому времени, когда меня поднял с койки сигнал тревоги. Поднимаясь в рубку, я сонно моргал глазами на яркий свет ламп в лифте и не подозревал, что стою на пороге катастроф. Когда я включил информационный экран бортового компьютера, я увидел не- что, что заставило меня с тихим ругательством опуститься в кресло. На экране свети- лись следующие строки: "Система охлаждения реактора вышла из строя. Сбой проти- ворадиационной защиты. Радиация в три с половиной раза выше нормы. Все попытки устранить неполадки окончились неудачей, отключить реактор не удается. Через 17 минут 40 секунд уровень радиации превзойдет смертельный для человека уровень. Возможен взрыв активной части реактора через 22 минуты". Более простым текстом это означало то, что я сижу на атомной бомбе, которая взорвется в любой момент. Радиация уже сейчас была такой, что я не мог подойти к реактору ближе, чем на 100 метров, даже в скафандре с полной защитой. Реактор был старым, система контроля радиации вообще были ни к черту. Выматерив правление компании последними словами, я принял единственное правильное решение – я решил рвать когти. Я вскочил с кресла, подбежал к люку, ведущему к спасательной шлюпке, и дернул рычаг на стене. Крышка люка со змеиным шипением уползла в стену. Лязгнули под моими ногами ботинками ступеньки металлического трапа, и я спрыгнул в от- крывшийся в броне шлюпки люк. Закрыв и загерметизировав переходник, я включил силовую установку шлюпки. Ожил экран компьютера, заискрился огнями индикации пульт. Времени было мало и я лихорадочно готовил шлюпку к старту. Отключив магнитные захваты, державшие шлюпку в стартовом отсеке, я включил двигатели и дал ускорение. Прошло всего две секунды после старта, когда мое бедное грузовое корыто взорвалось, разбросав в стороны ржавые обломки. Один из этих обломков догнал шлюпку и ощутимо врезался где-то в районе кормы. Так, получив финальный отеческий привет от моего "Лобстера" в виде внуши- тельного пинка под зад, я выскочил в обычный космос вблизи неизвестной звездной системы, которой не было ни в одном галактическом каталоге. Мне не повезло и сейчас: компьютер в панике сообщал мне – "Повреждение в системе подачи топлива. Второй маршевый двигатель работает с перебоями". Столбик показателя горючего падал все ниже и ниже к нулю – чертов обломок наверняка про- бил баки. Хорошо, что я пока еще не взорвался. Впереди росла в размерах планета, мое спасение, ввиду того, что мои двигате- ли в любой момент могли заглохнуть. Мое сознание разделилось: одна его часть бес- страстно следила за работой двигателей, руки нервно сжимали рукоятки штурвала, еще одна часть следила за показаниями компьютера, а про себя я думал: "Только бы дотя- нуть, только бы хватило горючего". Планета приближалась. Направленный луч локатора прощупал ее: песок, ка- менистая почва, горы, пустыни, ни единой капли воды, никаких признаков жизни. При подлете к атмосфере сканеры отметили неожиданно большое количество кислорода – можно было дышать, хотя и с трудом. Это я отметил машинально, мимоходом: боль- шая часть моего сознания была занята проблемой маневра. Я вломился в атмосферу, как кулак в железную дверь, с грохотом и большими последствиями. Садиться на неизвестную планету по обычной процедуре посадки я не мог. Если бы все было в порядке, я бы и знать не знал про эту забытую богом планетку, но садиться, как падал я сейчас с мертвыми планетарными двигателями, почти пустыми баками, на двух маршевых двигателях, один из которых грозил сдохнуть в любой мо- мент, нет уж, увольте. В тысячный раз прокляв компанию, я полностью сосредоточился на управле- нии. Температура в шлюпке прыгнула где-то на 15 градусов вверх. Явно перегрев- шийся компьютер ошалело выдал: "Из-за критического перегрева ходовой части пред- лагаю отключить маршевые двигатели". Я посмотрел на альтиметр и меня разобрал нервный смех – до поверхности было километров 10, а эта чертова груда мозгов предлагает мне выключить двигатели и спокойно падать вниз. Продолжая нервно смеяться, я нашел на панели управления энергосистемой нужный тумблер и отключил бортовой компьютер от системы энерго- снабжения. Я стремительно падал, пытаясь стабилизировать полет шлюпки. Я давал ко- роткие тормозные импульсы, экономя горючее, необходимое мне для посадки, но ско- рость падала медленно, а высота – гораздо быстрей. До поверхности осталось километров семь, когда я услышал слабый хлопок, донесшийся ко мне из двигательного отсека, и покрылся холодным потом, глядя, как стремительно упали обороты второго двигателя. Еще в школе пилотов мне довелось сдавать кое-какие тесты на подобной по- судине и я прекрасно знал, что значит этот хлопок. Он значил одно – взорвались сило- вые трубки и двигатель теперь представлял собой груду металлолома. За очень корот- кое время после взрыва я успел вспомнить, что управлять этой неуклюжей шлюпкой на одном маршевом двигателе равносильно попытке переплыть на воздушном шарике Ниагарский водопад против течения. Оставался один выход: я рванул ручки управления на себя и дал ускорение на единственный двигатель, оставшийся в живых. Мысленно я уже попрощался с жизнью, но когда до поверхности осталось три километра, шлюпка выровнялась и полетела параллельно земле вместо прежнего пер- пендикуляра. Я издал дикий крик радости, но после того, как я посмотрел на указатель горючего, мне как будто перекрыли кислород: горючего осталось на ПЯТЬ минут. Я чуть ли не впервые посмотрел на экран обзора и не поверил своим глазам: впереди, темнея черным пятном на желто-серой поверхности, стремительно росли в размерах странные сооружения слишком правильной формы, чтобы быть созданными природой. Секунда – и я уже ясно видел впереди город. Странные черные башни, со- единенные в воздухе перекрытиями, похожими на мосты, приземистые здания, похо- жие на ангары, тонкие ажурные башенки молча свидетельствовали о существующей на этой планете ярко выраженной цивилизации типа "техно". Реакция у меня пока была нормальной и я молниеносно нажал кнопку отклю- чения двигателей. Как назло, двигатель не отключился и я, громоподобно и мерзко вы- ражаясь, запустил систему катапультирования. С глухим хлопком распахнувшегося над моей головой люка и последовавшим за этим грохотом отстрела, я вылетел из своей многострадальной шлюпки. К этому времени город исчез за горизонтом. Как и следовало ожидать, ракет- ные двигатели, встроенные в кресло не сработали, и я, как недоумевающий король, восседающий на своем троне, несколько секунд ждал смерти. Но мне повезло: с запо- здалым треском раскрылся ранец, раздался хлопок парашюта и кресло мягко закача- лось, повиснув на стропах. Откуда-то издалека донесся глухой звук взрыва и я увидел на горизонте чер- ный клуб дыма: последний привет от моей спасательной шлюпки. Мягко покачиваясь в горячем потоке ветра, я смотрел на приближающийся желтый песок и размышлял: считать себя счастливчиком или неудачником? Если я счастливчик, то почему мой корабль и моя шлюпка поочередно взорвались, выбросив меня посреди огромной кучи песка? Если я неудачник, то почему я не взорвался вместе с кораблем? Мои отвлеченные размышления прервались: кресло тихо и со скрипом удари- лось о песок, щелкнули скобы замыкателей строп и парашют неслышно улетел за бар- ханы. Я остался сидеть, смотреть и слушать. Я видел песок, серповидные барханы, си- нее небо без малейших признаков туч, до самого горизонта – лишь песок и песок, ни одного растения, даже засохшего. Я слышал ветер и больше ничего. На Земле да и дру- гих планетах мне довелось побывать в пустынях, там это тоже, конечно, мертвые мес- та, но там хоть растения какие-то есть, да и живность всякая мелкая копошится. А тут – все мертвое, песок и ветер. Так я думал, тупо уставившись прямо перед собой, как король на троне, пока меня не разобрал смех и я не сказал себе вслух: – Эй, Король Песка, а ну-ка вставай и волоки свою задницу к городу или к тому, что на этот чертов город смахивает. Делать нечего, сам с собой разговариваю, но приказов все еще слушаюсь: мед- ленно встаю и разминаю затекшие кости. Так же медленно обхожу свой трон и откры- ваю крышку аварийного запаса. Пошарив в отсеке, я достаю из него пластиковую бу- тылку с водой и пачку галет. Выпрямляюсь и местное солнце, яркое, как атомная вспышка, смеется надо мной, а я ругаюсь, проклиная компанию, спасательную технику, всю историю космо- плавания и т.д. и т.п. Мой рот лихорадочно выплевывает отборные ругательства, а мой разум на- смехается надо мной, вспоминая все вещи и оборудование, входящие в НЗ: бластер с запасной энергообоймой, импульсный радиомаяк, передатчик, влагонепроницаемый жароустойчивый комбинезон ярко-оранжевого цвета с тремя баллонами кислорода (каждый на 24 часа пользования), запас пищи и воды на неделю, универсальный кон- денсатор для переработки атмосферы в кислород и воду, питательные таблетки на 14 дней, аккумулятор для подзарядки батарей радиомаяка и передатчика, нож с набором инструментов, универсальная аптечка и еще кое-что по мелочи. Все выше- перечисленное помещалось в заплечный ранец, было легким, чрезвычайно полезным и удобным в обращении. – ... вашу мать! Бутылка воды и десять галет! – несутся мои проклятия над барханами и мертвое солнце смеется надо мной... Помню, долго бегал вокруг кресла, ругался, пинал его ногами, устал, сел на песок и сплюнул с омерзением: этот проклятый песок уже скрипел на зубах. Посидел немного, сделал три глубоких вдоха и выдоха и сказал сам себе: – Ты должен идти к городу. Если хочешь подохнуть здесь, как таракан на рас- каленной сковороде, то выпей всю воду, сожри галеты и можешь сходить с ума сколь- ко хочешь! Если в городе есть что-нибудь живое, оно поможет тебе. Вперед, черт тебя подери! Я встал, снял куртку, снял майку, разорвал ее и обмотал материей голову. Об- матывая свою бесценную голову, я бормотал: – Вот так... А то солнце больно ударит. Вот так, ты же не хочешь, чтобы твои мозги спеклись на этом проклятом солнце. Я натянул куртку, опасаясь ожогов, и посмотрел на свой хронометр. Кроме показывания времени, он еще и выполняет функции компаса. Я выбрал направление, покрутился влево – вправо, проверяя правильность компаса и немного постоял на мес- те, шаря в карманах. Я – космопилот и поэтому в моих карманах не было ничего, кроме пачки сигарет и зажигалки: не люблю лишнего. Хотя, вот! В нагрудном кармане лежал проектор со звуковым кристаллом. Ну вот, теперь можно в путь. Я взобрался на бархан, увязая в песке, и оглянулся. Позади, как покинутый трон казненного короля стояло мое пилотское кресло, как бы прощаясь со мной... День первый Солнце палило нещадно. Я все шел и шел, взбираясь на бархан, спускаясь с бархана. Однообразность действий притупляла мышление. Мысли лениво ползали в мозгу, как пережравшие свиньи: "Жаль, что нет солнечных очков..." "Ты, что, приятель, на пляже?! Может тебе еще и крем для загара и девочку под руку, а в другую руку – стакан с чем-нибудь холодным и бодрящим?" "Заткнись! Все-таки жаль, что нет очков, не так бы резало глаза..." Примерно так вяло переругиваясь с самим собой, я брел, увязая в песке... До сих пор помню безмолвие той мертвой пустыни, мороз продирает по коже и я не могу спать. До сих пор я не могу спокойно спать: как только засну – в ушах сра- зу шорох песка, солнце, как яростный неугасимый пожар в добела раскаленном небе, и я просыпаюсь в холодном поту. Врачи бы назвали это шоком от пережитого, да так оно, наверное, и есть. Отчетливо помню лишь первые дни, а потом, наверное, мой мозг до того отупел от жары, голода и жажды, что пропускал лишь небольшие порции информации. В первый день я шел, пока не свалился от усталости. Одеревеневший без влаги язык с благодарностью принял первые два глотка воды. Потом я сжевал две галеты и скрипучим голосом (мне с трудом удавалось ворочать языком) надиктовал на кристалл свою первую запись. "День первый. Шел, пока не свалился. Очень хочется пить, а мне идти еще дней шесть или семь. Скоро будет ночь и я собираюсь спать". Много говорить не хотелось... Ночью я дрожал от холода, но все-таки это было лучше жары. Я вообще с тру- дом переношу жару... День второй Второй день прошел также: я брел, механически передвигая ноги, время от времени поглядывая на компас, прямо, как робот. Скрип песка под ногами, стук собст- венно сердца, пот, заливающий глаза, вот и все. Мне до сих пор страшно вспоминать все это, может быть, когда-нибудь, я смогу спокойно вспомнить то, что было со мной. Может быть... День третий На третий день песок стал жестче, стали попадаться камни. Практически ниче- го не могу вспомнить... День четвертый Полпачки галет, полбутылки воды. Помню, как под вечер глотал воду. Тогда я понял, что лучше всего то, что ты получаешь в тот момент, когда оно тебе нужно. Именно тогда мой мозг почти полно- стью оградил себя барьером от восприятия происходящего. Я выполнял задачу – шел, спотыкаясь и оступаясь, даже не шел, а попросту переставлял ноги. Солнце, жара, де- ревянный язык, шелушащаяся кожа, слезящиеся воспаленные глаза и сводящий с ума шорох песка... День пятый Вечер этого дня я запомнил отчетливо. Вечером песок сменился твердой по- трескавшейся землей. Помню, долго смотрел на закат. Огромное красное разбухшее солнце медленно валилось за горизонт. Я чувст- вовал себя ничтожной букашкой перед этой огромной кроваво-красной звездой. Вот горизонт до половины закрыл шар и мне показалось, что солнце смеется надо мной. Когда последний луч солнца, как огненное копье, достиг моих глаз, я дико закричал в навалившейся на меня темноте. Может быть, я закричал от страха... День шестой Две галеты, вода почти на дне – вот как я мерил собственную жизнь тогда. Я смотрел на почти пустую бутылку и истерически смеялся. Я встал и пошел, продолжая смеяться. Мой смех, наверное, дико звучал там, среди смерти... Помню, как упал в первый раз. Солнце стояло в зените, когда я увидел скелет. Сначала я увидел белое пятно на серой земле, по мере приближения пятно росло и примерно через час я стоял перед огромным скелетом. Длинный позвоночник протя- нулся метров на двадцать, оканчиваясь набором шипов. Череп лежал на боку, глядя на меня пустыми глазницами. Длинные передние лапы были выброшены вперед, задние были подогнуты, как бы в прыжке. Не помню зачем, но я зашел за частокол ребер и долго стоял там, внутри ске- лета. Кости были белыми, очевидно, скелет пролежал здесь очень долго. Тогда я упал и долго лежал там. Ни единой мысли, все как будто умерло. Хотелось одного – лежать здесь веч- но. Потом я поднял голову и увидел озеро, полное озеро синей прохладной воды. Я выполз из скелета и побежал навстречу воде. Я не пробежал и нескольких шагов, когда видение закачалось в воздухе и исчезло. Это было моей первой и последней галлюцинацией. Мне стало до того обидно, как будто вода была на самом деле. Я упал на колени и зарыдал. Слез было мало – ор- ганизм был обезвожен. Я удивился – я не плакал с детства. Как ни странно, но слезы оказались предохранительным клапаном, может быть поэтому я не сошел с ума тогда. Всхлипывая, я поднялся на ноги и пошел. Именно тогда я ощутил в полной мере сознание того, что я живу. Никогда мне больше не удавалось почувствовать соз- нание собственного существования, только посредине мертвой пустыни я понял, что такое жажда жизни. День шестой или седьмой (не мог точно вспомнить). Практически в памяти не сохранилось ничего, кроме силуэтов башен на фоне заходящего солнца. Толька два момента моего перехода вспоминаются мне без страха: ощущение жизни и эта картина – солнце падает за горизонт, я лежу на высоком холме и вижу черные башни и здания, кажущиеся игрушечными ... Следующий день я помню в деталях. Весь день я шел к городу. Одна мысль – не упасть от усталости – двигала мной. Ничего, кроме движения, только вперед ... Вечер. Я стою на коленях перед стеной, окружающей город, и кричу: "Впусти- те меня! Помогите мне!" Падаю на землю, из пересохшего рта: "Помогите..." и краем потухающего соз- нания ощущаю – стены передо мной нет, в стене – проход, там темно. Собираю остатки тех небольших сил, оставшихся во мне, и заползаю внутрь. Что-то мешает мне ползти, я поднимаю правую руку и вижу зажатую в ладони бутыл- ку. Усмехнувшись потрескавшимися губами, я бросаю ее в темноту и вползаю сам. Темнота, затем медленно загорается свет. С трудом поднимаю голову – передо мной стоит призрачная фигура. Ни звука, только в сознания возникают чужие мысли. Прислушиваюсь. – Приветствую тебя, кто бы ты ни был. Я – энергетический двойник одного из разумных существ, ранее населявших эту станцию. Мое восприятие было задано та- ким образом, что реагирует лишь на определенный уровень мысленных образов, гене- рируемых мозгом. Твой разум схож с разумами живших тут. Существа, создавшие эту станцию, прилетели сюда, чтобы создать здесь коло- нию, их странствия заняли несколько тысяч лет. За продолжительный отрезок времени они создали машины, способные вос- создать эту планету заново, сделать плодородной почву, наполнить водой высохшие русла рек и морей. Машины могли бы сконденсировать огромное количество влаги в атмосфере и пошел бы дождь. Была проделана колоссальная работа по восстановлению прежнего состава почвы, были подготовлены к жизни семена растений и через некото- рое время планета стала бы пригодной для жизни. Но в ходе эксперимента с растениями через биологическую защиту был про- пущен смертоносный вирус, против которого у моих создателей не было иммунитета. Они умерли, не успев завершить начатое дело. Я был последним, но моих сил не хва- тило, чтобы запустить энергетическую установку. Я не знаю, какое ты существо, я не знаю, способен ли ты на то, о чем я соби- раюсь тебя попросить... Мысли на минуту угасли, а потом появились снова: – Очень трудно объяснить совершенно незнакомому мне существу принцип действия наших машин. Для нас это небольшое мысленное усилие, но я не знаю прин- ципов твоего мышления, не знаю твоей логики и побуждений, которыми ты руково- дствуешься, но я попробую объяснить. В моем сознании возникли странные ощущения жизни, движения, света. Трудно объяснить это словами, почти невозможно. Я ощущал воду, летящую с неба, испытывал совершенно иные эмоции и чув- ства, меня захватил поток мыслей, которых я не понимал, я тонул в них, не находя ни- чего похожего на свои мысли, ничего такого, за что мог уцепиться, найти хотя бы ис- корку понимания, мой обессиленный разум. Внезапно все кончилось и усталый голос в моем сознании произнес: – Надеюсь, ты понял. Помни – от тебя зависит судьба этой планеты. Помни об этом и мы всегда будем с тобой. Голос пропал и я остался один, окруженный неясным светом. Я пытался разо- браться, что же такого было похожего в тех странных мыслях. Я пытался воскресить те ощущения, которые я испытывал, но тщетно – знакомое ощущение не приходило. Я устало подумал: "Ну вот, я чуть не сдох от жары и жажды по дороге сюда, я приполз в город и зачем? Чтобы умереть на чужом кладбище?" Долго лежал я там. Свет погас и я остался в темноте. Я уже ничего не хотел, хотелось только умереть. Я решил, что не сдвинусь с места, но какое-то странное чув- ство не давало мне покоя, заставляло сопротивляться безразличию собственного соз- нания. И я понял, чего мне хотелось. Мне хотелось пить! Пить! Воды, хотя бы глоток воды! Я вскочил на колени, мой мозг снова отключился, волна судорог охватила ме- ня с головы до ног, какое-то звериное, первобытное чувство сотрясало меня, из моего горла вырывались странные звуки, похожие на вой зверя. Я удивленно прислушался и услышал, что я кричу не "Пить!", а "ЖИТЬ! ЖИТЬ! ЖИТЬ!" И я понял, что почувствовал знакомого в чужих мыслях, я понял это странное, знакомое до боли чувство. Это была жажда жизни, могучий инстинкт самосохранения, это могучее чувство, заложенное в каждом еще с зари человечества – стремление вы- жить, стремление жить. Судороги отпустили меня, я мешком рухнул на пол. Минуты страшной тишины. Мне показалось, что я уже умер, но тут ударил гром. В молчании темноты громко раздался раскат грома, и еще один, и еще... Гром ударил так громко, что вывел меня из оцепенения и я услышал шум до- ждя. Шум дождя, стук падающих капель воды. Я полз на него, как смертельно раненый зверь, полз к воде, к жизни. Вот мои руки ощутили первые удары дождевых капель. Вот я почувствовал в своих ладонях воду. Я засмеялся и выплеснул воду себе в лицо. Подполз ближе и моя голова оказалась под проливным дождем. Ничто не могло сравниться с этим ощущением воды на моем лице! Ни одно богатство мира не могло дать мне то ощущение, которое я испытывал, когда перевер- нулся на спину и ощутил дождевую воду на моем лице! Я открыл рот и ловил иссушенным языком воду и пил, пил и никак не мог ос- тановиться, мне показалось, если я перестану пить, я умру. Я засмеялся, уронил голову на руки и уснул. Никогда в жизни я не спал так крепко, как в ту ночь, когда шел пер- вый дождь... Меня разбудил солнечный свет. Я открыл глаза и увидел цветок, раскрывший свои лепестки прямо перед моим лицом. Я всей грудью вдохнул его аромат и улыбнул- ся. Я долго лежал, любуясь этим цветком, который я запомнил на всю жизнь Что в нем было особенного? Шесть розовых лепестков, пестик, тычинки, длинный зеленый стебель с неж- ными листьями, а все же, когда я хочу вспомнить что-нибудь хорошее я вспоминаю две вещи – дождь и цветок... Потом я снова заснул и проснулся от чужого голоса, звучавшего в моей голо- ве: "С вами разговаривает система управления станции. Практически полной аналоги- ей моего имени в вашем языке является слово "биокомпьютер". Я успел изучить ваш язык и постараюсь общаться с вами, приспосабливаясь к системе вашей речи. Опера- ция по воссозданию биосферы планеты проведена успешно, ваш приказ был гораздо выше обычного уровня приказов моих создателей". Я усмехнулся: – Еще бы. "Какие будут приказания?" – Хотелось бы поесть. Небольшая заминка и биокомпьютер отозвался: "Только что я провел исследование вашего метаболизма и постараюсь синте- зировать образцы пищи, подходящей вам. Это займет некоторое время". – Ничего, я хочу побродить немного, – ответил я, ковыляя к выходу. Я вышел из здания и замер: зеленые поля травы и огромные деревья окружали станцию и тянулись до самого горизонта, все перед моими глазами было зеленым, цве- тущим, полным жизни. Сильные зеленые ветви деревьев тянулись вверх, к солнцу. Ог- ромные белые облака плыли по небу. Я сбросил обувь и прошелся по траве босиком... В кармане я нашел кристалл и когда включил воспроизведение, то услышал шум дождя. Наверное, когда я упал в башне, я случайно включил его на запись. Я слу- шал шум дождя и впервые в жизни почувствовал себя счастливым... Вот так я и живу Этот биомозг кормит меня, снабжает всякими полезными сведениями о своих создателях, да и попросту, он мой единственный собеседник. Со мной вроде бы все хорошо, если не вспоминать мой переход и не отходить далеко от станции. Однажды я попробовал отойти, прошел около километра и такой ужас охва- тил меня тогда, что я побежал, задыхаясь, обратно к станции. Часто вспоминаю слова того существа, которое говорило со мной. "От тебя за- висит судьба этой планеты. Помни об этом и мы всегда будем с тобой". Сегодня, когда я сидел в небольшой рощице похожих на эвкалипты деревья, я почувствовал чье-то присутствие, обернулся, но никого не увидел. Через некоторое время я снова ощутил это странное чувство. Тогда я достал кристалл, включил его и услышал шум дождя. В этот момент я почувствовал ясное чувство благодарности и признательно- сти. Я уверен: они со мной. Я спросил об этом у биокомпьютера, но он не смог мне ответить. Все равно, я знаю – они со мной. Сейчас я стою на самой высокой башне станции, смотрю на простирающееся далеко-далеко, насколько хватает взгляда, зеленое пространство и думаю о том, какое место я занимаю в жизни этой планеты. Я снова говорю сам с собой. "Что, чувствуешь себя Создателем?" "То есть?" "Ну, Создателем, Богом. Ведь ты же все это создал, без тебя ничего этого не было бы, именно твое стремление выжить совершило это". "Не стремление выжить, а стремление жить". "Какая разница?! Ведь чувствуешь себя Богом, правда?" "Нет, я чувствую себя человеком".