Михальчук Вадим СЛЕПОЙ, КОТОРЫЙ ВИДЕЛ СМЕРТЬ Он был слеп. Он был слеп от рождения. Женщина, родившая его, умерла в тот самый момент, когда его легкие в первый раз глотнули воздух. Когда он заплакал от боли, кто-то из врачей сказал: "Мальчик". Через несколько минут врачи заметили, что его светло-серые глаза не реаги- руют на свет. Он ничего не видел и плакал от страха. Он жил на слабом подобии материнского молока и почти всегда молчал. Он плакал только тогда, когда хотел есть и только. Через две недели после его рождения в больнице появились две монахини в черных одеяниях и странных головных уборах, похожих на крылья летучей мыши. Строго поджав губы, они прошли к главному врачу. Они оформили все документы, не сказав в общей сложности и двух десятков слов. Чуть оробевшая молоденькая медсе- стра отдала им мальчика, мирно спящего в теплом одеяле. Младшая монахиня приняла ребенка и темные фигуры исчезли в белой чистоте больницы, как исчезают грозовые тучи после дождя. Все в мире забыли про слепого ребенка. Документы о передаче мальчика женскому монастырю лежали в больничном архиве. Прошло несколько лет. Мальчик был бы обычным ребенком, если бы вечная темнота перед глазами навсегда не скрыла от него свет. Он вырос среди женских голо- сов, заботы и жалости. Уже тогда он возненавидел жалость к нему и жалость к самому себе. С каждым днем, с каждым шагом его мир на ощупь становился все больше и больше. Мальчик уже мог ходить по всему монастырю и выходить на небольшую вы- мощенную камнем площадку, о каменистые ступени которой разбивались волны суро- вого моря. Он любил сидеть там один, слушая крики чаек, рокот волн, свист ветра. Монастырь стоял на берегу северного моря, среди высоких береговых скал. Вокруг лежало пять-шесть рыбацких деревень. Монахини лечили больных в мона- стырском госпитале. Все дети, появившиеся на свет в деревнях, прошли через заботли- вые руки монахинь, принимавших роды. Мальчик ничего этого не знал, у него только всего и было – слепота и обост- рившийся слух. Ему исполнилось шестнадцать лет. В этот день, сумрачным осенним утром, он сидел на своем обычном месте, на небольшом, поросшем мхом, камне, неда- леко от той самой черты, где море борется с каменистым берегом. Тогда он впервые подумал о самоубийстве. Хладнокровно он представил, как встанет с камня, сделает пять больших шагов и, когда соленые морские брызги разбивающихся волн попадет ему в лицо, он сделает еще два шага и упадет в море. Он не умел плавать. Слепой сидел на камне и спокойно думал о том, что у него нет ничего в этом мире, ради чего ему стоило бы жить. Он был мрачен и угрюм. Вот так он сидел и думал и каждая его мысль была мрачнее предыдущей. Свинцовое пасмурное небо заволокло черными грозовыми тучами. Небольшой смерч вздыбил море и сорвал пену с волн. В черной глубине туч глухо зарокотало. Темное небо перечеркнула огненной лентой молния. Ударил гром. Море стало черным. В центре неба скрестились две молнии, стало светло, как днем. Слепой не мог этого видеть и он не чувствовал, как море и небо собрались в единый бушующий сгусток силы, перечеркнутый молниями. Гром ударил так, что показалось, что небо рвется напополам. Первые крупные капли дождя упали на мрачное лицо и он очнулся. Море покрылось сеткой дождя. Огромный смерч далеко, почти у самого го- ризонта, закрутил море и небо в один большой черный вихрь и очень яркая молния ударила в море. Слепой вымок до нитки. Он стоял, подняв голову и широко раскрыв невидя- щие глаза, освещаемый молниями. Вдруг молнии исчезли и сразу стало темно. В небе глухо гремело. Слепой, гордо подняв голову, вернулся в монастырь. На пороге стояла мать-настоятельница. Он услышал ее дыхание и остановил- ся. – Ты стоял под дождем? – Да, – тихо ответил он. – В следующий раз, Майкл, я буду запирать эту дверь перед грозой! – суро- во сказала монахиня и ушла. Майкл прошел на кухню и сел там, в уголке у теплой плиты. Он улыбался чему-то своему... На следующее утро он сидел у закрытого окна. Его невидящие глаза смотре- ли на море, как будто могли что-нибудь рассмотреть. Он думал, какую работу может выполнять слепой. Он вспомнил, что в одной из келий лежат какие-то музыкальные инструменты, о них говорили монахини. За те шестнадцать лет, которые он провел в монастыре, он выучил все его пе- реходы и лестницы. Первое, что попалось ему в руки в сырой келье, была свирель – несколько дудочек разной длины, соединенных у оснований так, что верхние концы образовыва- ли ступенчатую лесенку. Когда быстро дуешь в разные отверстия, получается музыка. Майкл сразу понял, что это такое. Все дело было в том, что он рос среди тишины и море было его единствен- ным другом. Он учился играть так, как поет море или звучит ветер. Скоро его свирель у него пела как ветер, злой ветер, ураган или тихий полуденный ветерок. В его музыке были слышны шорох волн и крики чаек. Море, вечно живое и всегда разное, было его учителем. Слепой научился играть на свирели. Он не стремился играть для других, он играл для себя, сидя на берегу моря, и ему этого вполне хватало. Но вот наступил день, изменивший всю его жизнь. Монастырь не был отрезан от внешнего мира и в этот день в комнате Майкла работал радиоприемник. После какой-то рекламы слепой услышал: " Сообщение из клиники доктора Ленси. Сегодня, на пресс-конференции доктор заявил о создании ис- кусственного органа, способного вернуть утраченное зрение. Это – переворот в облас- ти трансплантации искусственных органов, это – уникальный шанс для тысяч неизле- чимо больных, это…" Майкл не дослушал сообщение до конца и побежал к матери-настоятельнице. Из разговоров монахинь Майкл знал, что клиника доктора Ленси находится в 20 кило- метрах от монастыря... Они вылетели из монастыря на небольшом гравиплане. Мать-настоятельница улыбалась, глядя на напряженное и суровое лицо Майкла и радовалась его надежде ... Доктор принял их сразу. Это был невысокий, сутулый и уже давно немоло- дой человек с гладко выбритым лицом, начинающими седеть волосами, длинным но- сом и внимательными глазами. Он выслушал рассказ монахини, слепой в это время на- пряженно молчал. Ленси пригладил свои густые волосы и тихо спросил: – А ты не боишься, Майкл? Слепой ответил: – Тот, кто никогда не видел света, не боится смерти. – Ты согласен на операцию? – Да, доктор, – твердо сказал слепой. – Доктор, расскажите, пожалуйста об операции, – попросила монахиня, за- метно волнуясь, ее руки дрожали так же, как дрожал ее голос. – Операция очень сложна. Мой метод состоит в том, чтобы вживить паци- енту очень чувствительную живую ткань. Эта ткань реагирует на свет и выполняет все функции живых глаз. Затем я соединяю вживленный орган тончайшими электродами, выполняющими функции нервов, с отделами головного мозга, координирующими зре- ние. Вот и все. Лучше пока не придумал. – Это опасно, доктор? – спросила, побледнев, монахиня. – Всякая операция, проводимая в первый раз, опасна, – ответил Ленси. – Мне все равно. Ведь я могу видеть, – сказал слепой. – Когда мы сможем начать? Доктор, улыбаясь, посмотрел на Майкла. – Операционная будет подготовлена через два часа, – ответил доктор. Слепой только кивнул головой. Что значат два часа темноты для того, кто ни разу не видел света... Операция завершилась. Удачно ли – никто не знал. Повязка скрывала голову Майкла, он был еще под влиянием наркоза. К Майклу был подключен медицинский комбайн. Возле экрана монитора сидел усталый Ленси и, мрачно нахмурив брови, рас- сматривал показания диагноста. "Ни черта не понимаю", устало подумал Ленси и в который раз просмотрел заключение. "Наблюдается старение организма, вероятно, из-за нарушения нормально- го функционирования мозга". "Майкл стареет! Абсурд! Шестнадцатилетний мальчишка постарел за два ча- са после операции на 35 физиологических лет. Ничего не понимаю. Как это может быть?! Отказываюсь понимать", думал доктор. Его дрожащие пальцы нервно сжимали сигарету... Через час старение организма Майкла прекратилось. Сейчас ему было 65 фи- зиологических лет. Под прозрачным кожухом медицинского комбайна лежал старик. Его глаза были закрыты. Датчики комбайна зарегистрировали состояние пробуждения и про- зрачный кокон раскрылся. Старик открыл глаза, потом сразу закрыл их. Он засмеялся и спрыгнул с низ- кого ложа. Перед ним стояли очень испуганная монахиня и доктор Ленси. – Я вас вижу, доктор, – весело сказал старик. – В конце концов это не так уж и плохо. Майкл только теперь заметил странное выражение лиц людей, стоявших пе- ред ним. – Что-нибудь не так? – спросил старик. – Ты постарел, Майкл, – глухо сказал Ленси и протянул ему зеркало. Он взял зеркало и с интересом заглянул в него. – Впервые вижу себя, – сказал он, засмеявшись. – Ты постарел, Майкл, – повторил доктор, – и это моя вина. Прости меня, если сможешь... Майкл не дал Ленси договорить: – Вы ни в чем не виноваты, доктор. Может быть, вы этого не понимаете, но мне наплевать на то, что случилось со мной. Шестнадцать лет я ничего не видел, а се- годня увидел все впервые. Я пойду переоденусь, - сказал старик и ушел в соседнюю комнату. Ленси и мать-настоятельница посмотрели друг на друга. – Он не сошел с ума, доктор? – Нет, – флегматично ответил Ленси. – Он вполне здоров и нормален пси- хически, если не считать того, что он постарел за три часа на сорок девять лет. В комнату вошел старик, подошел к доктору и пожал ему руку: – Огромное спасибо вам, доктор. Вы сделали так, чтобы я смог видеть. И не надо говорить об ошибке – вы не ошиблись. Старик подошел к монахине и обнял ее: – Спасибо тебе, мама. Ты была для меня матерью все эти годы, ты спасла меня и я очень благодарен тебе, – он поцеловал ей руку и отошел. – Я ухожу. Я слишком долго жил в каменной клетке и темной тюрьме без света. Прощайте! Он выбежал и гулкое эхо донесло из пустого коридора звук его быстрых ша- гов. Два человека ошеломленно посмотрели ему вслед... Он появился на космических трассах. Его звали Слепой Скальд. Единствен- ное, что он умел – это играть на свирели. Единственное, чему он научился – это остро- словить. Редко какой капитан отказывался подбросить Скальда на его бесконечном пу- ти. Старик стал космическим бродягой, едва ли не самым известным из всех космиче- ских попрошаек. Он посетил множество миров, его перевозили корабли неземных рас и наро- дов. Все знали его. Он стал символом Звездной Границы цивилизации и дикости. Два- дцать пять лет он мотался по космосу, не выбирая цели и направления своего пути, был скор на шутки и песни и мало думал о жизни. Он так бы и остался бродягой космоса и наверняка какой-нибудь капитан имел бы большие проблемы, если бы Скальд отдал концы на его корабле. Он так бы никогда не вернулся бы на Землю, если бы не полетел на том злополучном корабле "Гордость Лидии". "Гордость" была обыкновенной ржавой посудиной на ядерных двигателях и допотопным гиперприводом. На второй день полета защитные пломбы реактора полетели и уровень ра- диации стал понемногу повышаться. Через сорок девять часов сработала сигнализация аварийной тревоги, но было поздно. Следящая аппаратура реактора была настроена на резкие скачки радиации, что бывало гораздо чаще, и не сработала вовремя. Механики, работавшие в машинном отделении, получили смертельные дозы облучения. После общей медицинской проверки оказалось, что необлученными остались три навигатора, запасной пилот, врач и кое-кто из команды. Капитан попал в число облученных пото- му, что спускался в машинное отделение для проверки небольшого ремонта. Скальд, просидевший все эти дни в кают-компании, вызвался помогать врачу присматривать за больными. Оставшиеся приняли решение повернуть "Гордость" к ближайшей населен- ной планете. В лазарете лежало семнадцать больных и все они должны были умереть через несколько часов. Врач выполнил все возможные и невозможные обязанности, но все было тщетно. Врач, уставший до невозможности, ушел спать, а старик остался с уми- рающими, лежащими в реанимационных коконах. Старику показалось, что он немного заснул, он протер глаза и увидел поя- вившуюся в лазарете призрачную черную фигуру. Старик протер свои глаза еще раз, не доверяя им, и ошеломленно понял, что сквозь фигуру можно было рассмотреть предметы, находящиеся за ней. Призрак остановился перед одним из коконов и извлек оттуда ярко горящий шар света. Шар повисел перед призраком и медленно угас. Черная фигура остановилась у соседнего кокона с лежащим в нем капитаном и снова перед ней появился сияющий шар, медленно затем погасший. Старик изумленно смотрел на черного призрака, он вдруг ощутил, что не в силах шевельнуться. Призрак медленно подплыл к неподвижному старику и прибли- зился к нему вплотную. Старик почувствовал, что смотрит в черную бездну и непро- глядный мрак, почувствовал леденящий холод и ужаснулся той страшной догадки, мелькнувшей в его голове. И тут, где-то в глубине его сознания возникла чужая мысль, голос, лишенный интонаций: "Ты видишь меня?" "Да" – подумал старик. "Тогда ты первый, кто видел Смерть. Это очень странно" – недоумение, "обычно живые не видят меня". "А я всегда представлял себе смерть скелетом с косой в руках", подумал ста- рик, ожидая наказания или чего угодно, и ему было очень страшно. "Чушь. Я не имею формы, я предназначена только для того, чтобы забирать жизни. Ты задерживаешь меня, смертный, но подожди". Сердце старика сдавило, как ледяной рукой и он услышал: "Ты умрешь по- вашему в ноябре этого года. Твое время еще не пришло и срок еще не вышел. Мы еще увидимся". Черная призрачная фигура исчезла, а в голове старика мелькала только одна мысль: "Сейчас на Земле август, август..." В первый пасмурный сентябрьский день рано утром в старый монастырь вер- нулся старик. Он вернулся сюда умирать и ему не было страшно. Мать-настоятельница умерла, но ему оставили его старую комнату. Целый месяц он жил как бы старой жизнью, слушал море, его старое знако- мое море, крики и плач чаек, и ему казалось, что вся его жизнь пропала и у него оста- лось только море, небо и его зрение. Каждый день он жил заново, дышал полной гру- дью и хотел жить. Он полюбил смотреть на море так же сильно, как раньше любил его слушать. Он жил в этом прекрасном мире, зная, что придется умирать. И вот этот день наступил. Он умер пасмурным утром под рокот волн и плач чаек. Его нашли утром. Он сидел у распахнутого настежь окна, спокойный. Каза- лось, он всего лишь задумался. На его коленях лежала свирель. Его светло-серые глаза смотрели прямо перед собой, как будто могли что- нибудь увидеть. И он умер. Он, нашедший свое зрение, он, видевший смерть и оставшийся жить, умер. Никто из смертных не видел Смерть, все, что говорят о ней – сказки. Тот человек, который видел Смерть, умер осенью, в ноябре, под шум волн сурового моря.