БЕССМЕРТИЕ Противное стрекотание холодильника внезапно прекратилось. В абсолютной тишине, лежа на чуть прогнувшемся диване, он разглядывал трещинки потолочной побелки. Внешне это чем-то напоминало медитацию. Одиночество и тишина, приносящие отдых телу и терзающие душу. Мысли проплывали то быстро, то чуть медленнее, мелочно и мучительно задерживаясь на перекатах бодрствующего рассудка, прежде чем исчезнуть где-то в глубине подсознания. Одна мысль догоняла другую, цеплялась за нее; поток становился порожистым. Это становилось болезненным, скоро он встал с дивана и проковылял на балкон, пытаясь как-то избавиться от сплина. Немного припекало. Лицо быстро покрывалось мелкими капельками. Где-то внизу суетились прохожие, погруженные в кипучую людскую жизнь, такую непонятную для него. Он не понимал этой жизни, жизнь его за это, естественно, не могла любить. Со школьной скамьи закрепился за ним обидный ярлык - Шизик. Настоящее имя его поблекло и стало существовать как бы отдельно. Впрочем, Шизик вырос в типичной обстановке. Семья работящая, высоконравственная. Бабушка его была глубоко и искренне предана Богу. Она стала его первым учителем жизни. Все же чадо вскоре стало вселять некоторую тревогу в родителей. Малыш увидел огромный мир, который показался ему бесконечным и интересным. Красоты земные покорили его своей непостижимостью, и природа стала его первой любовью. Как главный принцип общения с миром он усвоил золотые слова своей бабушки: "Люби людей, уважай людей, цени друзей и доверяй им. Тогда твоя жизнь будет исполнена счастьем". Но, несмотря на все жизнь предстала взрослеющей личности в отвратительном виде. Любя и уважая людей, он ничего не получал взамен. Ценя друзей и всецело им доверяя, он приобрел в классе репутацию эдакого простофили, доверчивого дурачка, к которому чрезвычайно просто втереться в доверие и делать с ним все, что заблагорассудится. Мир жил не так, как говорила бабушка. "Мир несовершенен", - подумал он впервые лет в одиннадцать. И где-то тут рассудок заклинило. Любой нормальный тинэйджер, придя к такому выводу, делал бы все возможное для изменения мира - занялся спортом, ушел к бандитам или, наоборот, к неформалам. И даже совсем иначе - бросил все силы на учебу, поставив себе целью выбиться в политики. Но в данном случае все вышло иначе. Он стал строить свой мир со своей географией, своей логикой и своими законами. Существовал он поначалу в подсознании, разрастаясь и заполняя пустой эфемерной информацией извилины. Разрастаясь вширь и вглубь сообразно развитию ребенка, новый мир завоевывал рассудок, память и эмоции. Вскоре, заполняя сознание, гигантские абстракции стали мешать нормальной жизни. Он стал рассеян, замкнут и, в конце концов, получил свое прозвище. Со временем конфликт внутреннего мира с окружающим достиг абсурда: на него не обращали внимания девочки и в его мире преобладали отвлеченные идеалы. Чтобы не сойти с ума, он стал писать. Писал много, выгружая на бумагу то, что загромождало его мир и препятствовало нормальной жизни. Стопка рукописей росла ежемесячно. Правда, эти труды так и не попали в редакцию, ибо не были достойны даже критики. Оно и понятно - ведь все это были творения не совсем здорового ума и описывали какие-то непонятные фантасмагорические явления вымышленного бытия. Писательство не приносило практической пользы, но спасало от окончательного сумасшествия. Так продолжалось, пока не случилась трагедия. Почти в одночасье, за каких-то полтора года, умерли все близкие и любимые сердцем люди: бабушка, мать и отец. Впервые перед лицом встали все трудности реальной жизни. Сначала, в плену горя, все шло внешне легко, как бы само собой. Он перестал писать, уйдя всем существом своим в суету общества. Среда не принимала, но тому было все равно. А позже... Как-то внезапно он почувствовал, что вовсе не живет, а лишь существует. Все его действия были направлены лишь на поддержание жизнедеятельности организма. Душа впала в летаргический сон, оставшись в спешно погребенном "ином" мире. С той поры начались эти ежедневные терзания, сводимые к борьбе сознания взрослого-прагматика с сущностью романтика-подростка. Муки эти были сильнее угрызений совести убийцы. А, впрочем,.. он был не один. Каким-то непонятным образом он попал в среду профессиональных писателей. Будучи среди них единственным неопубликованным автором он сразу оказался в положении приживалки. Да и прозвище осталось прежним: уж как-то далеки были от жизни его произведения. Шизик прекрасно осознавал свое положение в творческом цехе, но ничего не мог с собой поделать: ни изменить себя, ни начать писать что-то новое. Он был всесилен в вымышленных мирах и бессилен в борьбе с собой. Теперь, сидя на балконе, в зелени деревьев, он по-прежнему мучился. Было особенно дурно: голову заполняли тяжкие, ничего не значащие размышления ни о чем. Это был уже не сплин - тихий бред. Да, бред, и в некий момент промелькнула мысль об освобождении. Освобождении с помощью веревки. "Стоп! - неожиданно посетила его относительно разумная мысль. - Что за безобразие со мной происходит?! Я - кто? Я все же живой человек и, наверное, должен жить по законам людей. И нужно все-таки перебороть себя и прекратить все эти мучения. Я не хочу страдать вечно, не хочу быть посмешищем... Ведь я когда-то любил жизнь, природу... Хватить страдать!" Минута, и он уже был на улице. Толпы прохожих были почти незаметны для его взора, серы и безлики. Он видел только небо, деревья и траву. "Вот она - настоящая жизнь... Жизнь Земли, не абстрактного мира..." Дурнота постепенно покидала его, свежий воздух словно очищал душу. В конце квартала располагался огромный пустырь, поросший выгоревшей травой и скудным кустарником. Почти в центре, в кругу каких-то беспорядочных зарослей спряталась одинокая скамейка - ловушка для влюбленных. Он не заметил, как оказался в этом месте. Шизик присел на минутку, как ему показалось, и, чуть поерошив рыжеватые волосы, закрыл глаза. "Эта жизнь... тяжела и зачастую бесчеловечна, но... она вечна. Этим она сильна, этим прекрасна... Я... хочу жить!" Он открыл глаза и... -- Ну, здравствуй! - необыкновенно участливо проговорил парень, сидящий рядом. Нет, все-таки возвращаться к жизни было слишком поздно. Теперь стало очевидным полное сумасшествие. Нет, он не испытал шока, он просто не мог понимать происходящее и попытался не реагировать на выпад своего болезненного подсознания. Несколько лет назад, еще в школе, он начал писать очередной огромный роман о фантастических приключениях на далекой планете. Особенно близкой для автора стала фигура Героя - сильного, мужественного, любящего жизнь четырнадцатилетнего подростка. По замыслу, он должен был вскрыть заговор не то каких-то спецслужб, не то каких-то религиозных экстремистов и, в итоге, призван в одиночку спасти цивилизацию. В этом романе автор попытался вложить в Героя все скрытые в себе черты жизнелюбия, доброты и смелости. В результате Герой стал полным антиподом автора в реальной жизни, хотя тот чувствовал в себе весомую частичку сотворенного. В литературном отношении роман оказался хуже большинства других его произведений. Четыре года назад автор осознал это и бросил писать. Вообще бросил… И о Герое забыл. И вот теперь… Автор не знал куда деться от собственной бушующей фантазии… -- Невежливо ты меня встречаешь! - в голосе Героя не было ни тени недовольства. -- Уходи… призрак… - еле слышно пробормотал автор. -- Ты меня испугался? Почему же? -- Ты… тебя же нет… -- Неправда. Я уже давно существую. Вот здесь, - Герой указал на лоб своего автора. - - И мой визит к тебе вполне закономерен… -- Я давно сжег роман… и не пишу уже, -- автор заерзал на месте, становилось как-то уж совсем не по себе. -- Что тебе вообще нужно? -- Знаешь, я… -- Герой придвинулся чуть ближе. -- Тут два дела сразу… Во-первых, мне надоели твои страдания. -- Не стоит твоих забот… Я сам справился бы… -- Нет, не справишься. Я-то тебя прекрасно знаю. И второе,... -- Уходи прочь!!! -- неожиданно заорал автор. -- Прочь, нечистый дух! Автор закрыл глаза руками и попытался расслабиться. На какое-то мгновение показалось, что он снова один. Глаза открылись - Герой сидел рядом в той же позе. -- Ты знаешь… я как-то по-другому тебя представлял раньше... Моложе ты был что ли... -- Неудивительно. Все люди меняются и я тоже. -- Герой слегка улыбнулся. -- Но ведь… так не бывает. Ты существуешь в абстрактном мире… -- Да, но… в твоем мире. Неужели ты забыл чего в нем нагромоздил? Такие многочисленные подробности, события… Ты ведь не можешь один уследить за всем, ты не Господь. Вот мир и живет сам по себе в твоем разуме. -- Я… не Господь… -- рассеянно повторил автор. -- И… как там без меня? -- Фриардозию разгромили в прошлом году. Были еще какие-то акции протеста по поводу там чего-то. Но… кому это интересно? Меня совсем не волнует, ты сам знаешь. Скучно ужасно, вот я и пришел к тебе. -- Тебе не интересно в своем мире? - автор растерялся. -- Еще бы! -- задиристо фыркнул Герой. -- Забросил меня в дальний угол задней извилины и еще хочет, чтобы я был доволен. Одно развлечение, блин, за полгода - сыграл в бридж с Остапом Бендером… -- С кем?! Ты каким образом его знаешь? -- Безусловно, знаю, ведь и он живет в твоем подсознании. -- И… Анну Каренину знаешь? -- Нет. А кто это? -- Кто?.. -- Автор немного оторопел. - Роман такой есть… -- Ты его читал? -- Мне… как-то не пришлось… -- Ну, и чего же спрашиваешь? Тогда я никак не могу знать эту, как ее?.. Стало тихо. Над головами щебетали птицы, вокруг шелестели листья. Автор неожиданно как-то сразу успокоился и приветливо взглянул на свое чадо. -- Так что там насчет "и второе…"? -- Да-да, -- встрепенулся Герой. -- Я хотел попросить тебя кое о чем. Ты единственный, кто может избавить меня от теперешнего одиночества. Слушай, напиши новый роман обо мне! Даю слово, что больше не буду приходить, травмировать твою психику… -- Видишь ли… я бы с удовольствием, -- замялся автор. -- Но я… вряд ли смогу теперь это все осилить… Ты сможешь мне помочь? -- Я?! Почему? -- Ну, не знаю. Ты теперь себя лучше знаешь. Вот и помоги… -- автор на мгновение отвернулся в сторону. -- Ладно, если ты просишь, я обязательно сделаю это. Вспомни, когда сядешь писать… Повисла пауза, длительная, как показалось автору. Он повернулся снова, но… рядом уже никого не было. Ни в этот момент, ни позже, не было ни намека на мысль о галлюцинации. Автор вздохнул, протер глаза и решил продолжить свою прогулку по летнему городу. Да, его Герой действительно очень изменился. Причем внешне. И дело не только в возрасте. Волосы раньше были темно-зеленые, теперь они стали совсем черными, завились. Был заметен лишь легкий оттенок зеленого. Возможно, он их просто покрасил. Да и одежда его была совсем не та, фантастическая - наша, постсоветский сэконд-хэнд. И все же это был он - его Герой. А ведь верно, жизнерадостная натура Героя не могла мириться со своим существованием. Он жаждал жизни, жизни реальной, может быть даже физической, что ли… Автор создал его веселым парнем, интеллектуалом и преданным другом. К концу прогулки стало ясно, что автор просто обязан вернуть своего Героя туда, где ему место. "Иначе он меня вконец задолбает своими фантомными проявлениями!" Вечером, после скудного ужина, автор сел за свой письменный стол, раскрыл чистую столистовую тетрадь и задумался. "С чего бы начать?" В голову ничего не шло. Машинально написав несколько ничего не значащих предложений, автор вдруг услышал знакомый голос: -- Прежде всего, реши, какую идею ты собираешься вложить в свой роман. Да и о прочих героях позаботься. Сидящий по другую сторону стола, у окна, был почти незаметен. Автор отхлебнул немного из стакана и закрыл тетрадь. -- Надоели мне все эти никчемные пустые приключения. -- промолвил он вдруг. -- Мне тоже. Хочется чего-нибудь естественного, реального что ли… Любви наконец… -- Любви? Разве тебя не устроило… -- Нет, не устроило. Знаешь, мне уже достаточно лет для нормальных отношений, для секса… -- В таком случае, сам придумывай себе любовь! -- автор нервно хлопнул по столу и поднялся. -- Не получится. Придумать можешь лишь ты. Я способен только пользоваться твоими мыслями… Твоя пассивность выводит из себя! Просто жалею, что не существую в реальности… -- Я тоже, -- съязвил автор. -- Спокойно выставил бы за дверь и полный порядок! -- Не кипятись… Я ведь действительно хочу помочь тебе. Хочешь, будем вместе писать? Ответа не последовало. Автор подошел к окну. Ночь была ветреной и холодной. Там, за стеклом, почти ничего не было видно, но чувствовалось нарастание ветра, капли забарабанили по подоконнику. Снова возникло ощущение дурноты и помешательства. Спустя какое-то время, он вернулся к столу. Герой сидел на его рабочем месте и быстро заполнял листы тетради мелким, незнакомым почерком. Странная картина - Герой пишет за Автора. Тот в полубреду опустился на стул и постарался расслабиться. Какие-то совсем необычные мысли стали заполнять его голову. Словно в едином их ходе отразилась вся предыдущая жизнь. Что-то еще там было. Автор снова взглянул на Героя и увидел, что тот дошел до середины тетради. Вдруг захотелось самому включиться в эту интересную работу, помочь своему Герою, но… Автор в ужасе открыл, что ему совершенно нечего добавить! То, о чем пишет его Герой, давно известно автору. И это - единственное что ему известно. "Я, кажется, умер… Я не могу больше мыслить… Осталась только память… И мой Герой… Я ничего не вижу, кроме него и этого романа…" На улице разыгралась настоящая буря. В прокуренном кабинете натужно скрипел мотор старенького оконного вентилятора. Жара стояла уже третий день. Под потолком кружилась армада мух, уже порядком доставшая невыспавшемуся взопревшему редактору. Дверь неслышно отворилась, кто-то тихо вошел. Кто именно вошел, редактор сначала не заметил - бумаги лежали на столе горами. -- Здравствуйте… -- механически поздоровался редактор. -- Добрый день. Я принес рукопись. Роман. Редактор нехотя отвлекся от истрепанных листов толстой исписанной тетради. Перед ним стоял парень в очках, с бесформенным пакетом подмышкой, из которого торчала охапка бумаги. То ли со сна, то ли от яркого света черные волосы пришедшего показались редактору слегка зеленоватыми. Оттенок легкого смущения отразился в мимолетной улыбке парня. Тот приблизился. -- О чем пишете? -- редактор вытер лоб. -- О человеке… которого нет. -- М-м-м, о покойном? -- Да нет, он не умирал. Его просто не существует. -- Ах, фантастика… И так перебор с этой ерундой… К реальности надо ближе быть, ближе… -- Да, согласен. -- парень ничуть не смутился. -- Один мой знакомый писатель послужил прототипом главного героя… -- Интересно… -- взгляд редактора несколько оживился. -- Я могу его знать? -- Возможно… Кажется, да… Редактор привстал и переложил несколько папок, освобождая место для новой рукописи: -- Что ж, это немного интригует. Забавно будет узнать в героях кого-нибудь из знакомых… Зайдите недельки через две… Да, кстати, едва не забыл, как ваша фамилия, молодой человек? -- Моя? -- парень мельком взглянул на папку с надписью "Антон Свиридов". -- Двирисов… Антон Двирисов. -- Двирисов… -- редактор сделал какую-то пометку и протянул на прощание руку. -- До свидания, увидимся через неделю. -- До свидания… -- почти неслышно повторил парень и вышел. "В аду сейчас, наверное, прохладнее…" -- ни о чем другом редактор думать уже не мог… Солнце жгло нещадно -- асфальт почти плавился. "А ведь есть риск получить солнечный удар… Странно как-то! Но такого подарка судьбы я не мог ожидать. Есть руки, которыми я могу осязать, могу передвигаться при помощи ног… Все же воздух здесь хуже, чем я думал… Душа, тело и… полная свобода. Захочу -- уеду за тысячу верст отсюда, захочу -- лягу вот здесь, на тротуаре… Свобода действий, свобода мыслей… Мыслей… Но мысли все те же остались… Этот мир их не может принять, нужно меняться, меняться самому. И жить… Стоп! Какой идиотизм, у меня же нет паспорта! Ладно, переклею фото на документ бывшего писателя, а там видно будет…" Герой был заворожен окружающим. Все было в новинку: улицы, дома, автомобили, люди. Он был похож на малыша, впервые переступившего порог отчего дома. Оба невинны, оба любопытны. Мысли то и дело сбивали друг друга. Словно эйфория овладела им. Легкая улыбка не сходила с лица, выглядевшая неестественно на фоне опьяневших от жары безликих физиономий. Следом за новыми впечатлениями явились новые ощущения. Герой вошел в первый попавшийся ресторан и заказал все самое лучшее, благо деньги были не его. Сидя за дальним столиком, скрытым от взгляда разросшейся лианой, он просматривал меню. Голод был реален и непредсказуем. Неожиданно Герой почувствовал чье-то присутствие. Но это был не официант. -- Пламенный привет начинающим литераторам! -- подозрительно бодрый голос автора вызвал некоторый испуг. -- Привет… Ты чего? -- Интересно вдруг стало. Думал, забыл уже… -- Тебя я не могу забыть. Откровенно говоря, я был несколько зол на тебя. Но это уже прошло. Как бы то ни было -- спасибо. -- За что?! -- удивился автор. -- Ведь не я же сам… -- А, ладно! Так или иначе, но я свободен благодаря тебе. Ты дал мне жизнь, которой я могу распорядиться по собственному усмотрению… Автор молчал. -- Ты сам как? Я опасаюсь, ты скучаешь. -- Поначалу было немного. Но я быстро освоился… Знаешь, это даже забавно -- заранее все знать, что будет и чего не может быть никогда. Мое существование стабильно-надежное… -- Именно это мне всегда было противно… -- Герой осушил бокал вина. -- Знаешь, сразу спокойно стало. Возможно, это судьба… А твоя-моя бывшая подруга, ну та самая, действительно оказалась настоящей стервой… Ты был прав… -- Да, конечно, -- ответил Герой. -- Именно поэтому я счастлив. Что может быть лучше выбора? Думаю, я постиг смысл жизни… -- У меня сходное чувство… Я ведь только теперь начал осознавать суть наших взаимоотношений. Ведь мы самые крепкие друзья на свете! -- Не знаю, может быть… -- новые чувства слегка пугали Героя. -- К тому же -- сбылась моя детская мечта. Теперь я могу изменить мир. -- Как? Тебя же больше не существует в реалии! -- Ошибаешься. Твой роман рано или поздно опубликуют. Далее все просто -- я буду жить в сознании каждого читателя, понимаешь? -- М-да, весело. Надеюсь, этот мир простоит еще долго. -- Этот мир вечен, как и тот… Иначе, как бы все это произошло? Я тоже счастлив… -- Поздравляю, рад за тебя, -- сказал Герой и замолчал, отвернувшись к окну. -- Рядом с вами свободно? Это была девушка, совсем молодая, лет шестнадцати. Автор испарился. -- Свободно? Конечно, свободно! Новая жизнь только начиналась. Конца ее не было видно. Роман вскоре опубликовали, спустя год он вышел массовым тиражом в твердом переплете. Молодой литератор съездил в Париж, там тоже вышла его книга. Конечно, доподлинно неизвестно, как именно бывший автор влияет на массовое сознание, но, став бессмертным, он стал по-настоящему бессмертным. А Герой -- тот просто дышит и пишет -- живет. Возможно, он тоже будет существовать вечно… Игорь Лапин © 21 августа - 11 сентября 2000